Он уже не такой вкусный, поскольку холодный, но ты этого не чувствуешь, потому что вся атмосфера заряжена другим вкусом. И, конечно, само ощущение там, на улице. Обычно после пяти часов интенсивного распространения книг уже физически устаешь достаточно сильно, и после этого энтузиазм продолжает с каждым часом идти только вверх, но тело уже начинает сдавать. А на марафоне это было часов по восемь в день, последнюю неделю – по десять-двенадцать, а завершающий день – шестнадцать часов постоянного распространения книг. С самых первых людей в шесть утра, до самых последних людей в десять вечера (в Монреале в остальное время их просто не было на улицах нигде). И вот там в какой-то момент уже забываешь, что у тебя вообще есть тело :) Оно даст о себе знать на следующий день, но это будет потом, а пока ты просто летаешь от одного прохожего к другому, выдавая им по книге, и отправляя дальше в путь. Кажется, мой рекорд был тогда 194 книги. Как ни пытался я довести до двухсот, не получилось – уже даже в автобусе последнему пассажиру отдал.
С санкиртаны много разных людей приходило. Никто, правда, при мне так полноценным преданным и не стал. Но разные интересные случаи были — например, один парень (ранее — атеист-грузчик с привязанностью к марихуане), с которым я много проводил времени, попрактиковал около года, и когда я уехал, со временем отошел от практики, т.к. не завязал ни с кем другим отношений в храме. Но остался верующим. Сейчас он избирается в депутаты местного парламента и является членом местной христианской организации. Хорошо очень относится к преданным. Так что понемногу атмосфера одухотворяется благодаря санкиртане.
Так, как я описал выше, в общем-то проходили день за днем, неделя за неделей, а месяц за месяцем. Конечно, было много каких-то мелких нюансов, реализаций по философии и прочее, но так, чтобы именно о чем-то конкретном рассказать – такого ничего особо не было. Все шло в рамках стабильной деятельности, что я описал выше. Кстати, интересно – вроде бы, все было настолько однообразно, что и описать нечего, а с другой стороны – каждый день был очень насыщенным и совершенно новым. То есть описать нечего, а скучно мне уж точно не было – каждый день был по внутренним ощущениям полон какого-то вкуса. Это позволяет немного, кстати, понять реальность лил Господа, в которых нам порой может казаться, что там какое-то скучное однообразие игр. Однообразие создает стабильность, которой нет в материальном мире, где все под неотвратимым влиянием времени уходит в небытие, но в рамках этой вечной стабильности есть и огромное духовное разнообразие внутренних ощущений, которые возникают во время этих игр, так что и за вечность не соскучиться.
Но постепенно как-то так получалось, что люди, жившие в храме, куда-то уходили. Кто-то переехал жить дома, кто-то – уехал в другую страну, Дамодар Гопал прабху, единственный на кого я мог как-то ровняться, решил сменить ашрам, тоже поступил на обучение, и начал где-то пропадать. И без того весь год было смутное ощущение, что, вроде бы, возвышающего общения много, а внутренним миром не с кем поделиться – что там на санкиртане с тобой произошло, о чем ты переживаешь и пр. Это часто создавало ощущение сильного одиночества. А спустя почти ровно год жизни в храме, когда там остались только брахмачарини, два индуса-пуджари, Гокулананда прабху, я и иногда еще кто-то один на недельку приходил пожить в храм, это стало совсем тяжело эмоционально. Я слушал, что происходит в России – ашрамы по сорок человек, множество распространителей книг, огромное количество групп духовного общения, и очень завидовал. В другом месте в Канаде был по факту единственный на тот момент брахмачари ашрам в стране, всего из нескольких человек – им я тоже завидовал. Такая упадническая тоска совсем напала, от которой я на распространении книг только и мог прятаться. Поэтому, Кришна решил ситуацию встряхнуть, чтобы слишком скучно не было…
В один из дней во время утренней программы к нам в храм зашел преданный. Он сходу упал в дандават перед теми, кто его встретил, и вообще со всеми очень вежливо и смиренно себя вел. Мне он показался хорошим преданным. Достаточно причудливым, но не более того. Когда-то он пару лет подряд занимал первое место по санкиртане во всех США, потом куда-то исчез из виду, и вот пришел к нам. К моменту его прихода он был преданным, наверное, лет пятнадцать-двадцать, и хотел пожить в храме. Анубхава прабху (президент храма) поговорил с ним около получаса, после чего сказал: «Нет, он ни за что в этом храме жить не должен». Я частично присутствовал при том разговоре, и мне решение президента храма показалось странным и необоснованным, что вот, хороший преданный, санкиртанщик, в храме хочет пожить, я бы поучился чему-то, а президент с ним так суров непонятно почему. В общем, я подумал, что я более милостив, чем президент нашего храма. Гокулананда прабху, бывший тогда заместителем президента, тоже не понял решения Анубхавы прабху. И так случилось, что на следующий день Анубхаве прабху нужно было ложиться на операцию, после чего его бы не было в храме недели три, поэтому мы с Гокуланандой прабху решили, что все-таки возьмем тайком этого преданного в храм пожить на это время. Так мы и поступили. А еще через пару дней Гокулананде прабху вдруг срочно понадобилось уехать дней на десять. И вот остались только этот новый житель, я и пара индусов, не говоривших на английском ни слова. Индусы жили в одной комнате, а мы с ним – в другой. И с каждым днем его поведение становилось все чудастее, да чудастее. Сначала он начал иногда говорить какую-то бессмыслицу. Затем я увидел, как он дерется с цветком, росшим в горшке в прихожей храма. Затем он сказал мне, что он – Калки-Аватара. Я сначала не понял, думал шутит. Но затем он начал рассказывать о том, что у него на спине невидимыми красками написаны имена всех тех, от кого ему надо этот мир очистить мечом, который он принес с собой (не знаю, о нем ли он говорил, но в сумке он носил большой нож). Вот это уже стало не очень приятно, и я сказал паре старших из числа прихожан, но они как-то никак не отреагировали, сказали – «ну да, странный, подожди Гокулананду прабху». Я не очень чувствителен ко всем тонким энергиям, и вообще достаточно скептически отношусь ко всем фразам о возможности их чувствовать, но хорошо помню, что в нашей с ним комнате сформировалась тогда какая-то тяжелая, гнетущая атмосфера. Затем он меня обвинил в воровстве чего-то из алтарной и проявил некоторую агрессию. В тот момент уже я не выдержал, взорвался, схватил его за грузки и накричал на него со словами, что лично выкину его из храма. Зря я это сделал… Потому что после этого стал чувствовать, что его отношение ко мне изменилось на резко негативное, и я перестал чувствовать себя в безопасности, если он был у меня за спиной. Вдруг у него в том списке на «очищение» появилось и мое имя :) Я еще раз сказал преданным, но они развели руками, мол, а что мы сделаем. Той ночью я проснулся от того, что он в час ночи сидит в комнате совсем рядом со мной и на каком-то… похожем на змеиное шипение языке сам с собой говорит… Оставалось еще несколько дней. Я не помню, почему я решил остаться жить в той же комнате. Наверное, потому что все равно в храме больше закрыться негде было. У меня была мысль уйти пожить у кого-то дома, но храм я покидать не хотел. Выгнать его силой самому – в наш храм спокойно можно было пробраться ночью, это дело пяти минут. И вот тогда точно можно несдобровать. Полицию вызвать – а что я им скажу? Просто выдворят его из храма, но никуда не заберут же. В общем, как-то так это было. Но хорошо помню, как засыпая следующие дни, я не был уверен, что он меня не решит зарезать, и я утром проснусь, просто думал: «Кришна, ты меня защити, пожалуйста, если что». А что еще оставалось? Честно сказать, не думаю, что он был бы на такое способен, но тут пойди разбери, что у него в голове замкнет. Закончилось все, в общем, тем, что как раз приехал Гокулананда прабху, а этот товарищ пропал куда-то на сутки, затем вернулся, и у преданных за пару часов пропали самые разные не особо дорогие вещи, вроде дхоти, ручки, мешочка для четок, бутылки с водой и т.д. Тогда уже мы с еще парой преданных пошли его искать по храму, а он оказался в подвале, в невменяемом каком-то под наркотиками состоянии. Отвели его в комнату, уложили и подождали пару часов, пока немного очухается. Ключ от замка к своему металлическому шкафчику от давать отказался, найти мы его тоже не смогли, поэтому нам пришлось вскрывать шкафчик болгаркой. И там были все пропавшие вещи, которые мы, конечно же, забрали. Он не сильно сопротивлялся, пока мы не нашли там маленький сейф, который он привез с собой. Мы подумали, что он спрятал в нем какие-то дорогие украденные вещи, начали пытаться сейф вскрыть. Тут он подумал, что то, что в сейфе, мы у него тоже заберем, и начал с нами драться. Благо, вчетвером мы его таки скрутили. Он уже не был под действием наркотиков, но, пока его держали, кричал и плакал, чтобы мы не забирали то, что в сейфе. Говорил, что без этого у него не будет смысла больше жить. Но говорить, что там, отказывался. В конце концов, мы сейф таки вскрыли, а там оказались… небольшие Божества Радха-Кришны. Ни у кого Божеств не было, то есть это было его Божества, и мы отдали Их ему. Как он Их обнимал. Как самых дорогих людей на свете, которых он только что чуть не потерял. Я понимаю, что все преломлялось через призму совершенно какой-то искаженной психики, но это очень сильно меня впечатлило. Потому что я увидел, как несмотря на всю какую-то совершенно ужасную обусловленность, в сердце это все равно был садху. Потому что цель у него была в жизни правильная. За эти дни я услышал от него достаточно, чтобы увидеть, что он хорошо понимает нашу философию, у него все там «на месте» было, а здесь увидел, что это еще и не притворство, а что он сквозь призму всего этого ужаса, что на него налип, старался быть искренен в следовании ей. Мы не сдали его в полицию, просто выгнали из храма. Не запрещая приходить на воскресные программы, если он будет всегда под присмотром кого-то, кого за ним закрепят. Правда, он так и не пришел. Но, как я писал выше, в храм легко можно было залезть ночью, поэтому я еще какое-то время из-за прошедших событий на всякий случай как мог барикадировал на ночь дверь в комнату от такого садху.
С тех пор прошло еще недели две, в храм вернулся Анубхава прабху. И привел с собой своего старого друга, присоединившегося еще в конце 70-х, пожить в храме. Был совершенно адекватный старший вайшнав, друг президента храма, лекции давал замечательные. Одна незадача – через неделю после этого в храме начали какие-то вещи пропадать и не находиться. На этот раз уже именно ценные вещи. У кого-то из прихожан кольцо из сумочки в алтарной комнате пропало и т.д. Прошло еще дня два, я сплю посреди ночи, сладкими снами после хорошей санкиртаны, в комнату врываются два пуджари-индуса, с которыми у нас до этого были очень хорошие отношения, несмотря на то, что мы на одном языке не говорили, вытягивают меня из спального мешка, прижимают к стене и начинают на меня очень сильно и явно без ноток доброты кричать на бенгали. Я спросонок не понимаю, что происходит. Они меня тащат куда-то силой. Оказалось, мы идем звонить по храмовому телефону преданным, которые говорили на английском и бенгали. Выяснилось, что они копили деньги, чтобы уйти из храма и жить вне него. Скопили пару тысяч долларов, и эти деньги кто-то украл. Либо один из них, либо Гокулананда прабху, либо я, либо вот этот новый, но старший во всех смыслах вайшнав, либо кто-то из гостей смог пробраться в ашрам, хотя он закрывался на замок. Они подумали, что это я. Будим звонком президента храма. Он спрашивает, били ли меня. Я говорю, что нет, только силой вытянули из спального мешка, он им говорит успокоиться, утром приедет, все решит. Утром приезжает, и, оказывается, в ашраме стояли скрытые камеры, которые он предусмотрительно поставил на такой случай, никому не сказав. На камерах оказалось, что виновником оказался его друг. Снова болгарка, снова вскрытый металлический шкаф, в котором деньги и вещи. Снова его спровадили, дав ему возможность собраться. В этот раз думали сообщать ли в полицию, но президент по старой дружбе (они много лет вместе прожили) не стал. Правда, пока он собирал вещи, пропало еще несколько недорогих вещей – например, мой бритвенный станок. Похоже, что у него была клептомания. А в остальном хороший вайшнав был… Мы с ним еще поговорили о чем-то, когда он уходил, как будто ничего не было. Я помню, что думал – ну странно это все, конечно, очень, но что ж поделаешь, если обусловленность такая у человека.
Он ушел, пуджари-индусы начали извиняться за ночное маски-шоу. Один из них был действительно святой личностью, без прикрас, отрешенный индус-брахмачари. Он мне тогда в качестве извинения вырезал из дерева кулон для кантхи-мал с надписью «Радхе», который я тоже до сих пор ношу. Второй пуджари был стабилен в своем служении, но с немного беспокойным умом – часто из-за чего-то злился, расстраивался как ребенок и пр. Он начал извиняться тем, что прасад приносил. Приносит и приносит, обняться в качестве извинений каждый раз предлагает, но только как-то странно обнимается... В общем, я не буду детали описывать, но в итоге там от него начались явные приставания на гомосексуальные отношения. Харе Кришна! Снова звонок Анубхаве прабху, потому что это… странное поведение для пуджари-брахмачари с двадцатилетним стажем практики. Сколько же всяких вопросов на президента храма сыпется разных… Вот чего с ним делать – пять лет верой и правдой в храме служил, а тут такого рода вещи возникают, и за пределы храма его жить нельзя отправить по законам правительства из-за определенных правил иммиграции… В общем, Анубхава как-то с ним обсудил этот вопрос, он еще несколько месяцев жил в храме, после чего уехал. Кажется, в Индию, но я не уверен, меня в тот момент не было.
Не знаю, мне кажется, не все поверят в эту часть рассказа, скажут я преувеличил :) Но все последние истории произошли в период в примерно месяц. Я много разных странностей потом еще видел в ИСККОН, но с тех пор, когда после полутора лет в сознании Кришны в одном из самых первых храмов ИСККОН за месяц три преданных со стажем в двадцать-сорок лет практики, один из которых пуджари, другой – в прошлом первое место по санкиртане, а третий – старший вайшнав с отличной репутацией, дважды обкрадывают преданных, принимают наркотики, кричат на тебя ночью, представляются Калки-аватарой, после чего ты становишься не уверен, что вообще там выживешь, в конце концов еще и сексуально домогаются, меня, мне кажется, сложно чем-то вообще теперь в ИСККОН удивить. Наверняка, еще можно. Но я надеюсь, что с этим мне сталкиваться не придется :)
Я там в начале в ашраме пожить призывал, помнится. Не знаю, захочет ли еще кто-то теперь, но я на своих словах настаиваю. Очень интересное время в жизни. И вот что мне хотелось бы сказать. Я уже писал в пошлый раз, что параллельно с преданностью в нас могут оставаться какие-то человеческие анартхи. И в ИСККОН будут приходить люди со всякими странностями – у кого-то их побольше, у кого-то – поменьше. Мы не должны «обниматься с тигром», то есть социально должны правильно выстраивать наше общество, и особенно эта ответственность лежит на его лидерах, которые должны выполнять кшатрийскую функцию защиты преданных от всего нежелательного. Но при этом у нас должна выработаться одна очень важная привычка, фундаментально важная для нашей духовной практики – это уметь видеть в преданных их преданность. И не просто видеть, но в нашем сердце она должна перевешивать всю их оставшуюся обусловленную природу. Вести с ними нужно себя с учетом их обусловленной природы, но внутренне относиться на основе их преданности. Потому что это правда важнее! Те три преданных, случаи с которыми я описал, я ведь правда их плохими не считаю. Потому что цель у них правильная была, и много искренности было, но иногда ее не хватало, и что-то не то проявлялось.
Я вижу, как очень часто преданные уходят из ИСККОН, встретившись с каким-то негативом в нашем обществе — кто-то им нахамит, например. Или начинают критиковать его не в том настроении (об уместной и неуместной критике
я писал здесь). И делают, на мой взгляд, огромную глупость в своей жизни. И все это именно из-за того, что они не смогли развить такой навык.
Как же так, что спустя много лет практики, какие-то разные совершенно некрасивые вещи вдруг всплывают в нас? Может быть, путь не работает? Нет, путь точно работает. Как может любовь к Господу не работать? Это же не ритуальная деятельность – это чистое стремление к служению Богу. Другое дело, что иногда вместо служения Богу мы начинаем просто каким-то ритуалом заниматься внешним, но наш путь не в этом, а в том, чтобы через правила и предписания, регулируемую деятельность, осознанно стараться служить Богу. И то, что путь работает, это можно увидеть по множеству других людей, которые достигают на нем удивительных результатов. Я писал специально сначала о святых людях в той общине, потому что такие есть, таких много, мы порой их не ценим, и потому не замечаем, но их много. Я немного знаю биографию некоторых из наших региональных секретарей или санньяси, и там такие истории есть… Но это вы их сами лучше расспросите.
Параллельно с этими странностями, которые происходили, в храме продолжало происходить много всего настоящего, духовного — духовная жизнь не остановилась, она шла своим чередом. И я все это описывал в предыдущей и этой частях. Поэтому там, где мы следуем пути, оставленному нам Шрилой Прабхупадой, мы развиваемся. А там, где не следуем – все это начинает принимать какие-то странные формы. Поэтому важно держаться послания, настроения и миссии Шрилы Прабхупады (всех трех, не только чего-то одного), ценить преданность во всех других людях, и при этом держаться возвышающего нас общения.
После такого… незабываемого года в храме Анубхава прабху отправил меня в Индию восстановиться, а затем я должен был присоединиться к основному брахмачари ашраму в Канаде. Предполагаю, что все это должно было произойти, чтобы я тогда в итоге стал частью путешествующей санкиртаны, где прошли пара самых счастливых на данный момент моих лет жизни. Но это уже история на следующий раз.