Мои родители были инженерами. Они были и остаются верующими – отец в меньшей степени, мать – в большей. Это оставило немалый отпечаток на моей дальнейшей жизни. С одной стороны, в раннем детстве я был уверен, что Бог существует и разговаривал с Ним. Например, у нас в зале висела одна старинная икона Божьей матери – ей была пара сотен лет. И я помню, как в возрасте четырех-шести лет молился Богу через нее. Особенно, если мне становилось страшно, когда родители по работе уезжали куда-то на долго и немного задерживались. И если они продолжали задерживаться – я начинал ругаться на икону и даже шантажировал ее: «Если они не приедут, если с ними что-то случилось, я в Тебя не буду верить».

Но время шло, и научная среда Академгородка культивировала во вне аргументированный подход к реальности, который начал противоречить в высшей степени сентиментальной природе моей матери, проявлявшейся в том числе и в ее вере. На это также наложился мой характер – я очень не люблю сантименты, когда они… основаны не на чем-то, как мне кажется, действительно важном. Поэтому позже я стал атеистом – это был не атеизм как таковой, а ярый протест против раздражавшего меня сентиментального подхода к жизни, который, как мне тогда думалось, достигает апогея в религиозных людях и религиозной жизни. Но какова бы ни была причина, Господь в итоге полностью ушел из мой картины мира более, чем на десять лет.

Вообще, эти детские самскары отторжения беспочвенной сентиментальности до сих пор мешают мне в практике сознания Кришны, не позволяя порой раскрыть сердце навстречу чему-то, что действительно достойно эмоций, потому что у меня возникает ощущение пошлости всего происходящего. Я достаточно долго бегал от этого, но в последнее время стал видеть, как умение проявлять эмоции, основанные на верном фундаменте, необходимо в духовной жизни. Вообще, преданные достаточно часто закрывают в себе свои эмоции, и это до какой-то степени правильно и естественно, поскольку в начале наш ум еще слишком материалистичен, и потому его эмоции почти всегда носят материальную природу, которая еще и имеет тенденцию уводить нас из сознания Кришны под предлогами, например, мирского сострадания или привязанности, маскирующейся под ликом любви. Поэтому, обретя веру, которая с одной стороны уже достаточно сильна, чтобы мы могли встать на путь преданности, а с другой – еще так хрупка, что иллюзия может легко сманить нас, мы ограждаем себя от эмоций забором из правил и логических аргументов. Но это ожесточает сердце, поэтому по мере одухотворения нашего ума нам нужно научиться открывать ему двери, чтобы эти эмоции начали возвращаться в нашу жизнь, но уже имея совсем другую природу, основанную на духовном мировоззрении, а не на ложном эго. Например, на том, что мы видим скрывающуюся за телом другого человека живую энергию души, неотъемлемой частички Господа (с которым мы стараемся выстроить свои отношения) и в небольшой степени проявляющей Его качества, по которым мы можем понять и Его красоту. Обретя правильное знание об этом мире, но не обретя правильных эмоций по отношению к нему, крайне сложно становится выстроить отношения с Господом, потому что мы еще не можем лицезреть Его напрямую, но можем почувствовать Его через Его энергии. По крайней мере, это то, над чем я работаю сейчас в своей жизни.

Еще один важный момент, который стоит подчеркнуть здесь – наши дети воспринимают жизнь через призму их опыта со своими родителями – то есть с нами. Если для них семья – это не то место, где они будут чувствовать соответствующие любовь и заботу, то они перенесут это на Господа – в подсознании отложится, что Господь не любит их. Если эти любовь и забота будут включать только материнский стиль, без отцовского, воспитательного, то они подсознательно начнут воспринимать Господа как того, кто должен исполнять их капризы. Если духовная практика для них станет чем-то внешним, что их заставляют делать через силу, но что им захочется отвергнуть – они сделают это позже при первой же возможности. И понадобится немало времени до того, как они смогут сознательно вернуться на путь бхакти. Поэтому наши отношения с Богом и наши отношения в семье – это для ребенка ролевая модель отношений, которая в дальнейшем сильно повлияет уже на его отношения с Господом. Так, если отношения в семье друг с другом тоже выстраивать как преданное служение и как часть миссии Шрилы Прабхупады, мы тем самым помогаем дживе вырасти в культуре благоприятной для преданного служения.

Но вернемся назад. Я не буду описывать здесь всю свою жизнь, но расскажу лишь о моментах, которые непосредственно повлияли на мой приход в сознание Кришны.

Один такой момент произошел, когда мне был год и два месяца, то есть я только начинал учиться ходить. В один из дней меня случайно накормили супом, в котором осталась острая косточка от курицы. Это недоразумение привело к тому, что она прорезала мне в нескольких местах кишечник, а я оказался на операционном столе с перитонитом. У меня на три минуты останавливалось сердце, а врачи, завершив вечером операцию, сказали: «Мы его зашили, но он умрет через пару часов». Конечно же, я ничего этого не помню, но для родителей это был ужасный шок – они поседели за одну ночь. Мать всю ночь провела с молитвой в часовне, где в какой-то момент пообещала Богу, что если я выживу, то посвящу свою жизнь служению Ему. Меня, конечно, никто не спросил, но я в итоге не против того, что меня без спроса «продали» Богу в услужение :) Потом, правда, когда я стал преданным, мать переживала, вспоминая эту фразу, и говоря: «Я как-то не ожидала, что ты так Ему служить будешь». Уж не знаю, повлияла ли эта молитва на исход операции или нет, но так или иначе я выжил, хоть это и оставило долгосрочные последствия на оставшуюся жизнь. Сейчас, когда я пишу об этом, мне пришла в голову мысль, что я порой воспринимаю оставшиеся до сих пор сложности со здоровьем негативно, как что-то, что мне мешает в садхане и служении, но на них можно смотреть как на регулярное напоминание о том, кто я, и чем мне стоит заниматься.

Операция, конечно, была моим самым близким случаем к тому, чтобы оставить тело, хотя до прихода в сознание Кришны было еще два других. К счастью, во всех трех случаях судьба оказалась ко мне благосклонна. Но теперь, когда возникает желание приостановиться на своем пути, я вспоминаю о тех случаях и напоминаю себе, что, вполне возможно, живу в этом мире «в долг», что обычно хорошо подстегивает не останавливаться. Что же касается молитвы во время той операции, то стоит сказать, что вообще сердечная молитва – это очень сильный способ связи с Господом, его порой не хватает многим преданным, включая, кстати, и меня.
Другое дело, что он не должен превращаться в сахаджию, когда мы выдавливаем из себя те эмоции, которых в нас нет, либо в материализм, когда мы просто превращаем Господа в консьержа, который якобы должен организовывать наш приятный досуг в этом мире. Но медитация на молитвы преданных из Шримад Бхагаватам и собственные личностные обращения к Господу, внутренний диалог с Ним, в моменты, когда какие-то духовные эмоции возникают в нашем сердце – это важный аспект пробуждения бхакти в нашем сердце.

Еще один достойный упоминания момент – первое знакомство с духовностью. У меня был друг «Гришка», с которым мы в детстве много времени провели вместе. Мне кажется, у нас есть какая-то связь с прошлых жизней, поскольку он был моим другом с возраста одного-двух лет, и мое первое знакомство с сознанием Кришны произошло через него. Ему было лет двенадцать, а мне – тринадцать. Нашим основным совместным мероприятием были компьютерные игры. И вот он где-то умудрился познакомиться с преданными. И начал слушать их лекции и читать их книги. Поэтому, когда я приходил к нему, то мы играли в игры под пение различных ведических и вайшнавских мантр. А он мне рассказывал о том, чем мы отличаемся от собак, о важности человеческой жизни и о вегетарианстве. Сам он тогда тоже стал вегетарианцем. Если честно – я в ту пору совсем ничего не понял, и музыка мне не сильно понравилась. Да и он тоже тогда преданным не стал, так что со временем мантры сменились на другую музыку, и к этой теме мы долгое время не возвращались. Но в последствие, уже через несколько лет, его выбор вегетарианства и идея, что можно поизучать восточную философию, проросли в моей голове. А еще через какое-то время и он стал-таки преданным. Правда, после нескольких лет практики он снова ушел из нашего общества. Но, я надеюсь, что это не конец его истории.

Этот эпизод хочется прокомментировать так, что мы иногда можем сами не замечать, как влияем на других людей, но просто сам факт того, как мы живем, каким ценностям мы следуем, влияет на социум вокруг нас. Эти люди могут не стать преданными в течение нескольких ближайших лет или вообще всей этой жизни, но так или иначе наши убеждения, которым мы следуем, могут повлиять на многих. Поэтому правильное (не в мирском, а в духовном смысле этого слова – то есть, основанное на наших духовных мировоззрениях) поведение в социуме – это один из важных факторов проповеди, точнее так – это тоже вид проповеди.

В школе я сменил несколько классов. И будучи ребенком, который, подобно хамелеону, старался подстраиваться под ценности социума, в котором жил, а также обладая раздутым ложным эго, каждый раз я старался стать лучшим в тех ценностях, что были проявлены в том классе, где я учился. Поэтому я был то ярым отличником, то таким же прогульщиком. И вот в один такой период прогулов я, уходя в школу, ехал вместо нее в кафе в одном из торговых центров, чтобы там читать книги, которые брал из домашней библиотеки. Так я прогулял целую четверть в школе, за что мне потом очень досталось. Но суть не в этом – мне просто очень нравилось погружаться в то, что я читаю – в этот мир, который создавала книга. И каким-то образом я тогда прочитал все книги из нашей достаточно маленькой библиотеки, кроме большой советской энциклопедии, еще двух-трех таких же книг и Бхагавад-гиты как она есть. Уже только позже, став преданным, я увидел эту книгу на нашей полке. До этого почему-то я или не видел ее, или видел, но не брал в руки. Или открыл, испугался непонятных слов и санскрита, и закрыл – не помню. Но факт в том, что я совершенно не помнил о существовании у нас этой книги – Бхагавад-гита в то время прошла мимо меня. Видимо, не было готовности принять ее, и нужно было пройти большой окольный путь. Но уверен, что так или иначе, а благочестия от неосознанного служения ей я получил не мало — все эти годы протирать пыль на книжных полках было моей обязанностью по дому.

А когда выяснилось, что я прогулял целую четверть, то родители отправили меня в другую школу, чтобы я начал полноценно готовиться к поступлению в университет. Это казалось, будто бы, конечной целью моей жизни в то время. И да, класс и его ценности изменились – в новом месте важны были знания, и я ушел в учебу, отложив друзей и отношения с девушками на потом. В шестнадцать лет я закончил школу и поступил в Новосибирский Государственный университет на механико-математическое отделение. И хорошо проучился первое полугодие. А вот во время сессии случилось непоправимое…

С периода школьных прогулов я перестал читать, и даже школьное выпускное сочинение по литературе, которое было по книге «Война и мир», я писал наугад, потому что не имел ни малейшего понятия, о чем эта книга. Но в университете мне почему-то с нескольких разных мест одновременно начали говорить, что мне все же обязательно стоит прочитать «Войну и мир» Л.Н. Толстого. Поэтому во время сессии я открыл ее и начал читать. Лев Николаевич, которому я теперь обязан своим стилем писать текст длинными предложениями, поразил меня тогда, поэтому помимо привычки к длинным предложениям я взял от него и нечто гораздо более ценное, и вместо второго полугодия в университете я вернулся к уже знакомой мне тактике – уезжал в университет, но шел не на занятия, а в читальный зал, а затем возвращался домой, и вместо выполнения домашних заданий, также продолжал читать его произведения. Следующим после «Войны и мира» был роман «Анна Каренина», в котором Лев Николаевич описывал себя в одном из героев рассказа – Левине. И именно во время его написания сам Лев Николаевич поверил в существование Бога, поэтому от лица Левина, как одного из героев романа, он рассказал обо всех своих переживаниях и трансформациях того времени с переходом от атеизма к мировоззрению, в котором присутствовал Бог. Это стало для меня самым значимым во всей работе, потому что было самым живым, настоящим. Затем был его поздний роман «Воскресение», уже почти полностью посвященный Богу. А затем я прочитал все его рассказы, романы, дневники, письма, философские сборники, переводы Евангелия – все, что он написал после «Анны Карениной» (около 60-и томов). И с каждым годом творчество Льва Николаевича становилось все более наполнено проповедью идеи служения Богу, которая меня преобразила.

В последние три года жизни он, кстати, познакомился с трудами малоизвестного нам Премананды Бхарати, проповедника Гаудиа-вайшнавизма, который взял на себя попытку распространить миссию Шри Чайтаньи в Нью-йорке за шестьдесят пять лет до того, как туда позже прибыл Шрила Прабхупада.

Конечно, в понимании Льва Николаевича было множество несовершенств, загрязнений имперсональными идеями и прочее, но первая трансформация в сторону вайшнавского мировоззрения у меня произошла благодаря нему. В какой-то момент посреди чтения всех этих книг я лег на кровать и несколько часов лежал с размышлениями: «Есть ли Бог на самом деле, или это просто все красивая картина мира, которая не имеет отношения к реальности?». В конце концов, я встал с кровати с решением верить в Бога. Я не был уверен, но я просто сознательно решил, что я буду верить в Его существование. В тот момент я ничего не почувствовал – будто это не было поворотным событием в жизни, а я просто решил, что съем на завтрак овсянку вместо манной каши. Но с этого времени, когда я читал его размышления о природе этого мира и Библию, меня порой накрывали с головой волны счастья. Будучи скупым на эмоции семнадцатилетним подростком я в прямом смысле прыгал на кровати от переполнявшей меня внутренней радости. Это было удивительно — чувствовать, что ты вечен, понимать, что этот мир — не просто случайность, но полная гармонии задумка Господа, что мир полон красоты, и вся она заключена в какой-то личности, Боге, который создал его. Тогда я, правда, не понимал, что Господь Сам красив (не только в прямом смысле этого слова, а что все, что мне ценно в этом мире — есть в Нем в полной мере), я думал о Нем лишь как об источнике красоты этого мира.

Возможно, не все согласятся с этим утверждением, но я считаю, что стал вайшнавом именно тогда. Просто был еще очень материалистичным и малознающим вайшнавом. Кстати, вегетарианцем я стал тогда же, по причине того, что считал, что в животных есть душа.

И если говорить о проповеди, то для меня Лев Николаевич стал хорошим примером того, как ее можно совершать. За несколько месяцев он, схватив меня за мою привязанность (в моем случае – к чтению, но это могло бы быть и что-то другое), и проявив свой талант в этой сфере, превратил меня из убежденного атеиста в того, кто оставил на тот момент все остальное, и просто хотел больше узнать о Боге. Я бы никогда не привлекся сразу его последними письмами с рассуждениями о природе Бога, но он и не оставил меня в вечных фантазиях о небе над Аустерлицом, не дал мне жить его утверждениями житейской мудрости о том, как счастливо прожить материальную жизнь, вроде: «богат не тот, кто много имеет, а тот, кто довольствуется малым». Он провел меня через весь путь, который только сам знал — так должен действовать проповедник.

Параллельно с описываемыми выше событиями я влюбился. Это было забавно, ведь это произошло в одно мгновение, в этот момент я был без очков, хотя плохо вижу, увидел ее со спины, в сотне метров от себя, то есть в тот момент я в любился в… размытое пятно. И хотя может показаться, что это не имеет прямого отношения к Богу, нельзя об этом не сказать. Видимо, этот опыт был тогда мне полезен, чтобы лучше понять природу отношений с Господом, и потому он неожиданно свалился на меня тогда минуя всякую логику. Сейчас уже анализируя ту влюбленность, я понимаю ее очень любопытную природу – идеализирование объекта любви. Ты смотришь на объект как на Идеал, и тебе даже подходить к нему не обязательно, хочется этому Идеалу служить, хочется, чтобы он был счастлив. Ты боишься, что этот Идеал не снизойдет до тебя, что ты недостоин. Переживаешь, как бы чего-то не произошло внешнего, что разорвет твою связь с этим Идеалом. Примерно такие были переживания. И Шрила Прабхупада объясняет, что причина всех проблем материального существования в том, что на место Кришны, настоящего Идеала, мы ставим кого-то еще – себя или другого человека. То есть в ком-то другом стараемся увидеть этот Идеал. Конечно же, там есть неотъемлемая частичка идеала (душа), проявляющая красоту своих качеств даже сквозь покрытие ложного эго, но, во-первых, мы отождествляем душу с телом, которое не может быть идеально по своей природе, а во-вторых, даже душа – лишь частичка полного целого. И потому наши представления об Идеале, когда мы принимаем за него кого-то не того, со временем разбиваются на множество мелких осколков. В этом смысле в материальном мире нет и не может быть любви, только ее мираж. Но в момент отождествления кого-то с Идеалом и стремлением служить ему мы действительно чувствуем энергию, которая по своей сути из всех материальных чувств максимальным образом приближена к настоящей духовной любви. То есть объект наших чувств ложен, и наше сердце осквернено различными примесями, но помимо всего этого там есть истинная энергия, по которой тоже можно до какой-то степени понять отношения с Господом и расу переживаний Его чистых преданных. Эти отношения, конечно, не являются преданным служением, но эта энергия пробуждает душу. Так было и со мной – смена мировоззрения и влюбленность полностью сменили мою траекторию дальнейшего движения по жизни.

Я почувствовал, что все то, чем я занимался до сих пор, бессмысленно. Правда, позитивной практики у меня не было – я понял, что я душа, что есть Бог – к этому времени уже не просто сознательно решил в это верить, а прямо чувствовал это. Но дальше-то что? Как должна измениться моя жизнь? Этого я не понимал. Понимал только то, что во всем, чем я жил ранее, нет смысла. Здесь, впрочем, стоит уточнить, что в рамках статьи я пишу обо всем, что связано с моим приходом к сознанию Кришны, опуская из внимания все остальное. Но у вас не должно сложиться ложного впечатления, когда вы будете читать описание дальше, что с того времени я стал садху, который не думал ни о чем, кроме Бога. Мои цели и устремления изменились, но сердце оставалось и до сих пор остается полным материальных желаний, так что параллельно с описываемыми ниже событиями я слушал различную кармическую музыку, играл в компьютерные игры, путешествовал и занимался прочими глупостями. Да, в них не было смысла, и это более не было целью моей жизни, но это была колея, по которой я продолжал идти параллельно с духовными изысканиями. Альтернативной занятости то не было.

В любом случае, очень много времени я стал просто занят тем, чтобы узнать что-то о Боге. Читал самые разные переводы Евангелий, изучал философов-трансценденталистов – от Платона до Канта, читал Коран, слушал лекции по Каббале, затем увлекся восточными философиями и начал читать теософские труды Елены Блаватской, различные тексты вроде Бардо-тодол и пр. Где-то было больше описания природы этого мира, что меня интересовало, где-то больше бхакти – не чистой, конечно, но бхакти – идеи служения Личности Бога. Но нигде я не встречал чего-то, что создало бы у меня внутри впечатление: «да, так и есть, все верно!». Поэтому этот период моей жизни лучше всего описывается словом «ожидание» — я изучал различные пути, при этом жил по накатанной материалистичной колее, и чувствовал – что-то должно произойти, как-то жизнь должна резко измениться. Правда, я больше всего ставок делал на то, что произойдет какой-то катаклизм, старая цивилизация будет разрушена, и у меня будет роль в том, чтобы помочь восстановить ее на правильных ценностях.

Каким-то образом я смог доучиться до третьего курса, не появляясь при этом на занятиях и не зная, как выглядят преподаватели, после чего совсем ушел в академический отпуск, перестал общаться со сверстниками, и моим кругом общения стали только различные философы, которым было по пятьдесят-шестьдесят лет. В какой-то момент я, желая получить какой-то более живой опыт, чем просто изучение книг, решил также пожить немного в православном монастыре. Пожалуй, это тоже заслуживает места в данной статье.

Это был небольшой монастырь внутри городской черты, поэтому местные священники не были большими знатоками богословия, не было в нем и образовательных курсов, зато среди местных послушников было много людей, которые прибились к монастырю не от хорошей жизни и большой любви к Богу. Все это были люди верующие и старающиеся идти по пути божьему, но степень искренности и осквернения у них была разная. Были там и действительно искренние люди, а были и те, кто больше всего радовался конопле, растущей у забора. Я жил там летом. С утра мы просыпались в пять часов. Умывались и чистили зубы, но душ не принимали – его попросту не было. Кто-то все-таки пытался помыться в раковине, кто-то опрокидывал на себя днем ведро с водой, но в целом мытье тела было раз в неделю, в местной бане, и обычно сопровождалось небольшой порцией спиртного. Правда, что-то мне подсказывает, что это была именно местная традиция… К пяти тридцати мы приходили на утреннюю службу. Слов я не понимал, и меня никто не просил их выучить, да и времени в течение дня не предполагалось на это. Конечно, в семинарии или крупном монастыре с сотней монахов все было бы иначе, но я описываю тот опыт, что был у меня. После службы начиналось служение – кто-то подметал территорию, кто-то занимался стройкой и пр., - в целом весь день проходил в облагораживании территории и житейских делах. Кушали мы три раза в день, все вместе, строго по расписанию. Вегетарианскую диету было очень легко соблюдать – мяса в монастыре в принципе не было никогда, а рыбу и яйца там ели только вне поста, и отдельно от других блюд, так что всегда можно было отказаться. Перед едой вместе молились, а заканчивали по колокольчику настоятеля монастыря – если он решал, что трапезу пора заканчивать, то звонил в него, и все должны были остановиться, даже если еще не доели. Он давал настройку на день и направлял на служение. С женщинами разговаривать, кстати, было строго запрещено, иметь при себе мобильные телефоны или любой другой доступ к связи с внешним миром и интернетом – тоже. Также как и вообще выходить за территорию монастыря. Вечером было еще одно богослужение, после которого, часов в восемь-девять вечера все уже спали.

Ночью мы, начинающие послушники, по очереди дежурили. Сутки через трое. Дежурство заключалось в том, что нужно было начистить картошки в помочь повару на следующий день, прибрать территорию и пр., а в остальное время – ходить по ней до пяти утра. Охранять церковь, чтобы никто не пробрался и не учудил чего, поскольку монастырь находился неподалеку от крайне неблагополучного района города. После дежурства разрешалось пропустить утреннюю службу и поспать до завтрака (4-5 часов). Один раз я очень хорошо запомнил, чем было чревато там не встать на утреннюю программу. Я продежурил одну ночь, а на следующую меня попросили снова помочь с дежурством – дежурить вдвоем. Поэтому в пять утра я пошел спать, а в пять тридцать настоятель монастыря окатил меня прямо в постели ледяной водой за то, что я проспал. Ему забыли сказать, что я был на дежурстве, а практика пробуждения для тех, кто любил поспать лишнего, была каждый раз немного разной, но в целом очень запоминающейся. В храм, кстати, я приехал с разными книгами, в том числе по восточной философии, поэтому когда эту литературу нашел кто-то из послушников, ее сожгли как не богоугодную.

Наверное, в семинарии я бы получил другой опыт, но в том монастыре я себя никак не видел – какие-то глубокие дружеские отношения ни с кем не складывались, никто мне не был близок, а философско-мировоззренческая картина мира меня не устраивала, и у местных священников не получалось меня в ней убедить. Да и они не сильно старались, если честно. Поэтому спустя несколько недель я вернулся домой. Самый ценный урок, который оттуда можно сейчас вынести – это то, что практику обязательно важно основывать на правильной картине мира и связывать с настроением преданности – делать ее для Бога. Многие, кто там (именно в том монастыре, а не в целом в христианских монастырях) жил, не обладали полноценным пониманием того, кто они, и почему им стоит служить Богу – для них Он был каким-то далеким, чуждым, а вся деятельность делалась немного механически – без осознания того, что я делаю это для Бога. Скорее, они думали: «я делаю это так, потому что Бог так сказал делать», но точно не с целью порадовать Его. И потому в этой практике не было настоящего вкуса, а без него у постояльцев монастыря накапливались проблемы и проявлялись не всегда самые возвышенные качества. Хотя добавь туда знание и преданность, даже на том уровне, что они доступны в христианстве, и я уверен, что жизнь в монастыре полностью бы преобразилась.

Уйдя из монастыря, я продолжил свои искания. Но не знал, где искать. Вроде бы, со всеми известными мне основными течениями я познакомился. Различные новые веяния вроде Кастанеды были любопытными, но не более того. Наверное, будь я тогда более искренен, я бы более плотно подошел к изучению всех возможных путей – съездил бы в крупный монастырь пообщаться с настоящими старцами, побывал бы лично в разных сообществах, а не просто знакомился бы с ними через их философию. Но тогда я искал не людей, а именно знаний, поэтому, раз с основными известными мне течениями я познакомился и не мог найти других, мне показалось, что наиболее логичным следующим шагом будет найти какое-нибудь тайное общество, поскольку у них могла бы быть Истина. Индуизм мне тогда даже в голову не пришел – мне это казалось все странным набором разных непонятных богов, и что там может быть что-то ценное я даже не подумал – отверг сходу идею близкого знакомства с ним. Кстати, это интересно. И является важным аспектом для нашей проповеди – почему буддисты так или иначе встречаются почти во всех западных фильмах про духовность? Они смогли создать себе определенную репутацию, ощущение таинства, что там у них где-то далеко в горах есть недоступное простым смертным настоящее знание. И хотя в фильмах, конечно, нет и капли от их настоящей философии, благодаря тому, что буддисты в сознании людей стали олицетворением восточной духовности – люди почти всегда начинают знакомство с восточными движениями именно с них. Все это я пишу к тому, что умение создать репутацию вокруг своего общества, даже если люди совершенно не понимают, о чем оно – это огромный шаг в проповеди, потому что в известное общество с хорошей репутацией люди будут сами течь рекой. И над этим нужно работать и нам – понять, ореол какой репутации мы хотели бы иметь вокруг себя, и работать над этим.

Тогда же я еще раз очень сильно влюбился, жениться даже хотел. Но отношения недолго продлились, и потом были остановлены по инициативе той стороны. Я не самый сентиментальный по своей природе человек с достаточно крепкой нервной системой, но меня тогда это сломало. Я помню, как в какой-то момент после расставания я ехал в автобусе и чувствовал, что могу сейчас сойти с ума. Я не знаю, как это описать – твое сознание как бы концентрируется на одной точке, а вокруг тебя будто летают Дементоры [существа из книги в жанре фентези]. Я понимал, что психика может сейчас сломаться, и даже начал специально ходить по автобусу и что-то делать, чтобы как-то отвлечься. Это достаточно личная часть, которую я решил описать, поскольку тогда это на меня сильно повлияло, и стало последней точкой перед тем как прийти к преданным. Да и вообще было очень сильным впечатлением, которое потом отдавало эхом еще очень много лет. Многим позже я написал ей письмо с благодарностью, потому что если бы не те события, то до сознания Кришны я бы не дошел. Неисповедимы пути Господни, кстати - позже она сама стала преданной при моем участии, ну да об этом позже...

Но на тот момент меня это очень разочаровало в жизни. До этого у меня еще были какие-то надежды на счастливую обычную жизнь, но тогда эти надежды полностью ушли. Вкусы материальные остались, с этим все в порядке до сих пор, к сожалению, но вот надежды ушли. И это стало в итоге необходимым в моем случае шагом к тому, чтобы в итоге принять сознание Кришны.

Через пару месяцев после описанных выше событий, я решил сходить к своему другу на день рождения. У него на празднике оказалось неожиданно много людей, среди которых был один композитор. Тогда я об этом не знал, но некогда он был лидером новосибирской общины преданных, они вместе с Ангирой Гаурангой прабху (который был региональным секретарем) в начале 90-х развивали там движение сознания Кришны. Затем, во время кризиса 98-го года он откололся от преданных и ушел в разные другие практики. И о преданных я от него ничего не слышал. Но он привел с собой еще одного своего друга по имени Давид. И как-то так произошло, что мы с Давидом оказались на кухне, пока все остальные гости сидели за столом. Мы разговорились, и по разговору с ним я понял, что это какой-то достаточно необычный человек, я таких не встречал раньше. Как я писал выше, к тому времени я хотел найти какое-нибудь тайное сообщество, и уже пару месяцев изучал, где и как мне с ними можно было бы пересечься. Поэтому я полушутя, полу-надеясь на то, что это окажется правдой, просто потому что человек был необычный, сказал: «Мне кажется, вы масон». Это был первый и единственный раз, когда я так говорил, и я ничего не ожидал особенного, но был удивлен тем, что Давид очевидным образом смутился от такой фразы. Еще минута разговора, и он спросил, что его выдало – видимо, он подумал, что я хорошо знаком со всем этим, и что я с уверенностью распознал его. Узнав о правоте своей догадки, я уже не был готов его просто отпустить, так что узнал, как с ним связаться, и на следующий же день позвонил ему. Мы начали почти ежедневно общаться. Он, помимо прочего, оказался католическим священником (причем, не рядовым), так что нам было интересно рассуждать на различные темы философско-религиозного характера. Не буду рассказывать детали, но так или иначе он отговорил меня становиться масоном, поскольку с его слов там бы я не смог найти того, что искал. Но спустя несколько месяцев общения, в декабре, он сказал мне, что летом планирует поездку в Ватикан, и предложил взять меня с собой, чтобы пристроить меня в местную семинарию. В то время меня в России уже ничего не держало. Более того, чувствовалось, что родители, которые на тот момент меня содержали, поскольку я почти не работал (подрабатывал где-то – то репетитором, то продавцом), уже устали от моего, как им казалось, бездельничанья, так что скоро бы это прекратилось, и мне нужно было бы уже возвращаться в суровую реальность, с которой я порвал связи – бросил вуз и пр. А других вариантов более подходящего общества, к которому я мог бы присоединиться, за эти годы я не нашел, поэтому я согласился. План был таков, что я поступлю в семинарию, а оттуда в другое общество – местную прелатуру под названием Опус Деи (некоторые из вас могли о нем слышать из фильма «Код да Винчи», они там представлены в виде тайных фанатиков-злодеев :) ). Родители об этом не знали, и, кажется, не знают до сих пор – они все надеялись, что я вернусь на обучение в вуз.

Но то было бы летом, а сейчас был декабрь. Я подумал, что наиболее подходящим местом для подготовки к такому повороту судьбы будет проживание в монастыре здесь. Католического монастыря не было, далеко в другой город в крупный православный монастырь я ехать не хотел, так как это бы сигнализировало родителям, что шанса вернуть меня к нормальной жизни уже нет, а я не хотел сталкиваться с такими разговорами. И я решил отправиться пожить эти месяцы в тот монастырь, где уже жил до этого. Но там в это время все было занято, поскольку приехали какие-то гости из других храмов. И мне сказали подождать пару недель.
Я начал ждать… Это был период, когда меня совсем носило в разные стороны, потому что я как-то от всего оторвался, но ни к чему не привязался. Я помню, например, что записался участвовать в ночном стрит-рейсинге – меня тянуло на самые необычные варианты времяпрепровождения. Но вдруг мне позвонил Давид и позвал меня на «фестиваль индийской музыки». Как оказалось в дальнейшем, это была небольшая программа, организованная местными преданными.

И вот, летом я должен был поехать на обучение в Ватикан, а пока пожить в православном монастыре. Завтра у меня были ночные гонки, а сегодня друг-масон позвал меня на фестиваль индийской музыки. Но это, пожалуй, уже история для следующей части рассказа…